Оказавшись на борту яхты, продолжила мечтать. Корабль, к сожалению, придется пролюбить. Разбить о скалы где-нибудь у побережья Страны Железа. Все, у кого есть мозги, свяжут кирининское судно с громким похищением джинчуурики. Увидят такое же у меня и сразу всё поймут. Не то, чтобы я рассчитывала, что не догадаются вообще, но чем больше времени получится выиграть, тем лучше.

Перевела взгляд на кэпа Юки, баюкающего малышку возле штурвала. У нее оказались странного бирюзового цвета волосы, смуглая, цвета кофе с молоком, кожа и очень яркие карие глаза. Не коричневые, как у меня или наставницы Цунаде, а прям оранжевые. Палево! И правда, придется постоянно ее подкрашивать. Может быть, та чудо-краска, которая навсегда поменяла мой цвет волос, и для этой необычной девочки сработает? И надо бы ей имя придумать. Не знаю, как ее звали в водопаде, придумаю своё. У нас есть Наоки и Каоки. Пусть будет Фуоки, то есть “штормовой ветер открытого моря”. Узумаки Фуоки. Фуоки-химе. Хорошо звучит, отлично подходит для принцессы Узушио. Одной из. Взъерошивший мои собственные волосы свежий морской бриз, кажется, с моей идеей полностью согласен.

Эпилог

4.Эпилог

Миура

Шизуне-тян никогда не стать мечницей, это Миура видел так же отчетливо, как помнил главную заповедь Кодекса – “В момент, когда приходится выбирать между жизнью и смертью, без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Будь решительным и действуй. Только так ты сохранишь свою честь и выполнишь Путь Самурая”.

Девушка очень старательно и прилежно выполняла все упражнения, показанные Миурой, но не чувствовала меча. Для нее клинок оставался остро заточенной полосой стали с удобной рукояткой из белой сосны и шелковой оплетки. Фумито-кун выбрал для нее отличный вакидзаси, но путь Иай не для Шизуне-тян. Она слишком много думает, в то время как самураю нужно делать.

Жаль. Хорошая девушка, очень добрая, несмотря на то, что прошла подготовку шиноби. Миура ей искренне симпатизировал, хотя не показывал вида, оставаясь привычно невозмутимым. Если бы у него была дочь, он бы предпочел, чтобы она оказалась похоже на Като Шизуне, а не вторую его ученицу, Учиху Чико и тем более не на Госпожу Оками. Миура искренне восхищался той внутренней силой и энергией, которые живут в Госпоже, но в то же время сочувствовал Фумито-куну, решившему связать свою жизнь с этой нетипичной онной-бугэйся. Оками-сама хороша, как воин, но не как женщина и не собирается исправлять упущенное. Миура видит. Он, бывший воин охраны даймё, предыдущего владыки Страны Железа, привык всё видеть и подмечать.

Вместо дочери у Миуры был сын. Кацумото-кун. Отцовская гордость. Сын, наверняка уже ставший самураем. Сын, который даже не нашел в себе моральных сил, чтобы подойти попрощаться к закованному в кандалы отцу, который на самом деле не совершил ничего, достойного наказания или нарушающего кодекс. Он не был в числе мятежных аристократов, посадивших на трон своего ставленника, и не сражался против них, так как находился во время переворота с деликатной миссией в другой части страны. Но самого факта службы у павшего правителя хватило, чтобы перейти в статус ронина, быть арестованным, объявленным вне закона и отправленным на рудник, где не выживают. Жене и сыну объявили, что он для них теперь мертв, и они приняли. Эмико-сан наверняка нашла себе другого мужчину, к своему мужу она всегда была холодна и вышла за него только по сговору родителей. Муж отвечал ей не меньшей холодностью и равнодушием. Он вообще никогда не умел выказывать эмоции и оставался внешне холодным, какой бы пожар ни бушевал где-то внутри. В кодексе говорилось “Способность простить – это не слабость, а величие духа”. Но, видимо, его дух пока что нужного уровня величия не достиг.

– Миура-сан! – позвал его приятный голос. Самурай отметил, что приятный в том числе и для него, а не только в целом. Каноно-сан, мать его лучшего ученика, женщина, наделенная тысячей достоинств. Конечно, он заметил подошедшую задолго до того, как та его окликнула. Увидел ее в отражении на клинке Шизуне-тян, заметил ее тень на земле, услышал ее легкие шаги. Постоянная бдительность – одна из заповедей Кодекса. "Самурай должен быть подобен клинку, который никогда не покоится в ножнах” – так сказано на страницах, содержащих всю мудрость мира.

Воин повернулся, отметив то, что лицо Каноно-сан освещено счастьем. Видимо, поступили какие-то новости от Госпожи. Или Наоки-тян и Каоки-тян начали делать первые шаги, опередив в этом Карин-тян, дочурку Марин-сан. Миура наблюдал за соперничеством двух матерей с внутренним умилением, но ясно же, что победителем в нем всегда будет выходить Каноно. Она женщина опытная, и детей у нее больше.

– Миура-сан! Всё хорошо, они возвращаются! Никто не ранен!

Самурай не сомневался в Госпоже, но все равно испытал облегчение. Несмотря на то, что план Юки-сана был нелинейным, включал самые разные варианты хода событий, жизнь всегда могла найти неучтенные варианты.”Невозможно угадать, куда завтра подует ветер судьбы,” – сказано в Кодексе.

– Знаете что, Миура-сан, у меня есть к вам еще одна просьба, – “еще” потому, что Каноно-сан в последние полгода очень часто просила мужчину помочь ей с мелкими бытовыми обязанностями. Самурай не возражал и всегда охотно исполнял просьбы. Многие другие воины сочли бы работу по дому наносящей урон их чести, но они были бы неправы. В Кодексе нет ни единой строчки, запрещающей выполнять уборку, зато сказано “Как меч очищается от крови врага руками самурая, так и дом его может быть очищен”.

– Как сакура склоняется под весенним ветром, так и самурай преклоняется перед изяществом прекрасной дамы. Отвергнуть её просьбу – всё равно что отвернуться от благословения небес, – сказал Миура. Конечно, в Кодексе ничего подобного не сказано. Но и ничего, запрещающего оказывать знаки внимания красивой женщине, там тоже нет.

– Понимаете, Миура-сан, Оками сейчас на своей ужасно опасной миссии, Фумито занят изучением фуин с Умитани-саном, с Марин-тян мы немного повздорили, когда она не хотела признавать, что ее очередь сидеть с детьми, Цунаде-сама опять занята лечением рыбы от проклятия невидимой смерти. Мне сейчас очень одиноко, Миура-сан, и вы единственный, кто способен мне с этой проблемой помочь.

Слепым Миура не был и давно замечал, что приятен этой женщине. Госпожа и вовсе открыто предлагала им создать семью. Но чувство момента подсказывало ему, что делать какие-то шаги преждевременно. Тогда подсказывало. Сейчас же он понял, что момент самый подходящий. “В делах сердца, самураю пристало проявлять ту же решимость, что и во время сражения”. Миура плавным движением притянул к себе Каноно-сан и осторожно приобнял. Совсем рядом хихикнула юная дева, познающая путь меча.

– Шизуне-тян, не отвлекайся, еще тридцать одно упражнение, – строго выговорил ей Миура. То, что тут решаются важные вопросы – не повод плохо выполнять поручение Госпожи и недостаточно пристально следить за тренировками.

Учиха Сэйджи

– И кто же нам тут попался? Младшие братья дезертиров! – с преувеличенно радостной издевательской интонацией заявил Нобуо, совсем уже взрослый мальчишка, почти генин, наверняка он уже в этом году закончит академию, в которую Сэйджи и Рейген только в этом году поступили, даже учебу пока не начали. Вообще-то Сэйджи было еще рановато по возрасту, он младше своего брата на почти год, но роста они одинакового, а сенсеи сочли его талантливым. Так что будут учиться в одном классе, это удобно. Хоть с кем-то можно будет общаться, все остальные на родственников предателей смотрели косо.

Или вот сейчас ситуация. Кучка шпаны на несколько лет старше зажала их в тупичке, немного не доходя до входа в клановый квартал, на самой границе которого находился дом приемной семьи, куда поместили братьев. Ну как семьи – Тори-сан, одинокая пожилая женщина, потерявшая на войне вообще всех, вызвалась позаботиться о мальчиках. Она довольно добрая, но давно уже не куноичи и выше звания генина в свое время подняться не смогла. И это при том, что ее время прошло очень давно. Тори-сан еще Хашираму-саму застала и те годы, когда на скале хокаге был высечен всего один лик. Древняя древность!